«В норе жил-был Хоббит. Но не в гадкой сырой норе, где не на что сесть и нечего съесть, а из стен торчат хвосты дождевых червей. Нет, нора была хоббичья, а следовательно, благоустроенная».
Не кажется ли вам, что в нынешних внутриукраинских и украино-российских столкновениях как-то не прижилась оппозиция «украинцы — русские», «хохлы — москали»? Больше в ходу «бандеровцы», «укропы», «колорады», «ватники» и другие дразнилки, позволяющие общественному сознанию интуитивно избегать национальной маркировки конфликта.
Срабатывает инстинкт самосохранения большого народа. Конфликт этот — не межнациональный и даже не межгосударственный. Ну какие мы разные народы, ну какие разные государства? Известно какие – очень неполноценно разные. Понарошечные, шутейные. Вся наша разность – за двадцать лет выдумана и всем также интересно смотреть русские фильмы.
Правда, вот ещё изощрённые аналитики утверждают, что война на Украине – это, мол, близкородственные разборки российского и украинского большого бизнеса, у которого, как у пролетариата, на самом деле нет национальности. Но такая «экономикоцентричная» точка зрения кажется мне слишком уж родом из девяностых; сегодняшние правила игры наверняка изменились по сравнению с докризисным 2004 годом.
Деление на «укропов» и «ватников» не только позволяет избегать национальной детерминации, но и указывает на детерминацию «стилистическую», культурную. Украинская война – это не конфликт народов, это конфликт культур. (Я говорю не о конкретных мотивах тех, кто заставляет солдат стрелять, а о преломлении событий в общественном сознании.)
Итак, «укропы» (производное от «Украина — це Европа») и «ватники» (то есть непритязательные в одежде и в быту). Больше ста лет назад Мережковский, рассуждая о культурных различиях великороссов и малороссов, писал приблизительно следующее (неохота искать точную цитату): в русской деревне избы покосившиеся, внутри неметёные; свинью разрубят на куски, солью засыплют — и всех дел. А украинские мазанки – ну до чего ладные, нарядные, а уж со свиньёй чего там только не делают!.. Дух захватывает, невозможно сказать...
В общих чертах верно. И неуютные великороссы вроде бы должны уютным малороссам завидовать. Однако на деле происходило совсем другое. Какой ни возьми «образ украинца» из русской литературы или искусства, он обязательно окажется окрашен в снисходительно-юмористические тона. Это вообще наша типичная реакция — свысока относиться к тем, кто лучше нас живёт («средний европеец как критерий конца света», «американцы — тупые!»), но с Украиной — отдельный вопрос. Над украинцами мы посмеиваемся— любя.
Один пример для понятности. Помните фильм «Зелёный фургон»? (Я про цветной, с Брондуковым и Харатьяном.) Есть там такой комический персонаж — милиционер Грищенко. В финале он всех подвёл, струсил, из-за чего погиб человек, но зрительского отношения к нему это не меняет. Грищенко забавный, а потому хороший. Не может быть по-настоящему смешное, доставившее нам радость — плохим.
Мы все любим Украину. Любим жупаны, кавуны, подсолнухи, звуки малороссийской речи, когда ими поют или «гуторють» (над «официальным», «письменным» украинским — смеёмся, как над щебетом ребёнка, который чем серьёзнее, тем комичней).
Мы любим Украину, как любят детей. Она и есть наше детство: многие русские от украинцев произошли, только поскреби. (Пироговы, например: уж на что великодержавная фамилия, ан нет – переселились в конце XIX века на Кавказ с Полтавщины!) И как страну детства, Украину мы идеализируем – но не романтизируем. Думаем о ней с улыбкой. Украина, как Хоббитания — страна запасливых, хозяйственных, любящих добрый табачок человечков. Помните, в «Зелёном фургоне»:
- Товарищ, ну как можно: табак — «во временное пользование»?!
- Дык... Тютюн же, товарышшу начальник, не вечно ж ему быть...»
Комедия так и ластиться к украинской хозяйственности, принятой за черту характера. Встретились в поезде двое украинцев, разговорились, кто что держит на хуторе. Вдруг один про Чернобыль спрашивает:
- А чи ж маете вы радиатсию?
Другой не знает, що це таке, а признаться стыдно...
- Та-а-а... трошки! Тильки для себе!
Конечно, украинцы бывают у нас и героями. Но даже в подвиге украинцу желательно оставаться милым и потешным, сохранять какую-нибудь комичную чёрточку – иначе персонаж размывается, перестаёт ощущаться героем именно украинским, делается «просто героем». Ровно случилось, кстати говоря, с Фродо Бэггинсом, в котором под конец истории о Властелине Колец осталось совсем мало хоббичьего. В конце концов, он и был ассимилирован эльфами — уплыл с ними за океан. А вот слуга Сэм – другое дело, это настоящий хоббичий герой.
Помните, что сделал он в сердце Мордора, когда они с Фродо, изнемогая от запредельной усталости, ползли по склону Роковой Горы? Оплакивая, выбросил в пропасть кастрюльки. А значит, всё время до того — тащил! Сквозь все ужасы, сквозь все испытания — не бросал кастрюлек, не переставал быть хоббитом!
В общем, Украина — это была Хоббитания нашего Средиземья.
Нас это устраивало. А их?
Что делает человек, когда над ним смеются? Тоже смеётся, если умён или если ему тоже смешно. А если нет? Если ему хочется быть несмешным героем? Тогда он, как знаменитый махновец Феодосий Щусь, надевает гусарский доломан, бескозырку с лентами по пояс и маузер до колена. Ну как, страшно?
Украинский националистический проект сплошь окрашен в брутальные тона: тысячелетняя история, бугристые мускулы, трезубцы и оселедцы. Не оказалось в нём места ни украинскому лиризму, ни украинскому юмору. Срабатывает схема «смеются — значит не уважают, уважают — это когда боятся». Она заставляет осмеянного лезть в драку.
Человек, опасающийся того, что его считают неполноценным, часто пытается выйти из положения с помощью жестокости. Большинство серийных убийц стали таковыми из-за сексуальной несостоятельности. «Она закричала, я сказал - замолчи, она всё равно кричала, а я сказал - слышишь, э, замолчи, а она всё равно кричала, и тогда я, товарышшу следователь, не сдюжил, узял ножик...»
Интересно, переживёт ли формировавшийся веками «образ украинца в русской культуре и русском коллективном сознании» нынешние события? Станут ли хоббиты орками?
Вряд ли. Во-первых, это место уже занято нами, ватниками. Это мы орки – злобные, агрессивные существа, подчиняющиеся Тёмному Властелину. Хоббит, как известно, способен эволюционировать в эльфа (европейца или американца) и уплыть за океан, в цивилизационный рай, но не весь, а только наиболее героический, отборный хоббит. То есть, надо понимать, наиболее отличившийся и замазанный в «подвигах». Остальные – остаются жить в мире, становящемся всё более безнадёжно прозаическим, человечьим. В мире, из которого ушли эльфы.
Лев Пирогов